Сейчас, конечно, все всполошились: глобальный финансовый кризис! Обсуждают: президент Буш что – только попугал народ дефолтом или уже объявил долгожданный дефолт? А между тем постоянный автор «Перемен» Олег Доброчеев ещё 10 лет назад написал (в «Независимой газете») о нынешнем кризисе финансовой турбулентности. Статья так и называлась «Глобальный кризис. Российский сценарий». Я позвонил Доброчееву и попросил его прокомментировать сегодняшний кризис в связи с той старой статьей. Вот этот комментарий, а также и та статья в несколько сокращенном виде.
Admin

ВЗГЛЯД НА КРИЗИС ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
(Современный комментарий)

События последних месяцев, связанные с мировыми финансовыми потрясениями и политическими кризисами (война на Кавказе, политический кризис в Пакистане и т.д.) говорят о многолетнем характере кризисной перестройки мирового порядка (5-10 лет, по оценкам ЦРУ).

Не готовность госструктур к такого рода событиям, и отсутствие готовых сценариев действия государства в условиях перманентного кризиса, поразительна, особенно если учесть, что еще 10 лет назад был подробно описан и опубликован в «НГ» сценарий глобального кризиса.

Расчетные уточнения сделанные в последнее время выявляют новые особенности ситуации и перспектив ее развития. Они, в частности, говорят о том, что США в 2008 году перешли в фазу резкого падения своей экономической мощи, которая приблизительно в 2009 году сравняется с постоянно возрастающей мощью Китая, в 2012 году – ЕС, а в 2014 году с Россией. Расчетный период «коллапса» экономической системы США (аналогичный 1985-1991 годам России) – 2013-2018 годы.

Плавным образом перестроить однополярный мир, понизив степень напряжения между США и остальным миром, не удастся из-за появления альтернативных центров силы и их конкуренции между собой. Однако, единого полюса силы создать не удастся, в силу ограниченности материальных или людских ресурсов всех претендентов.

Реальной, но всего лишь интеллектуальной, доминантой будущего мира станет тот, кто сможет спроектировать и запустить в действие вместо существующей структуры мировых отношений, основанной на ООН и G-8, динамичную модель постоянно изменяющихся 7-12 равновеликих «глобальных держав», так называемый «сотовый мир».

Полезным дополнением к этому комментарию может быть разговор о турбулентности в политике и экономике между Эльмирой Хабиулиной, Олегом Доброчеевым и Олегом Давыдовым, опубликованный на Осьминоге под заголовком
«Демон турбулентности».

ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС. РОССИЙСКИЙ СЦЕНАРИЙ
(«НГ-сценарии» № 1, 13 января, 1999 год)

В XX веке Россия неоднократно опережала мир в кризисном политическом развитии. Десятью годами ранее Первой мировой она пережила трагедию Японской войны. Социалистический эксперимент, начавшийся в России вслед за двухактной военной драмой, также на много лет опередил новые формы социал-демократии XX века в Западной Европе и коммунизма в Азии.

Есть серьезные основания полагать, что и второй этап российского кризиса, начавшийся в конце XX века , является не только национальной драмой, но и продвинутой во времени формой разрастающегося глобального кризиса. Опережая многих на этом витке истории, являясь, как и сто лет назад, политически значимым, а технологически наиболее слабым звеном мирового хозяйства, Россия оказывается вынужденной быть «впереди планеты всей».

Рассчитывать в этих условиях на внешние гарантии в преодолении экономических и тем более социальных проблем нереально. Погрузившись на 10 лет раньше и соответственно много глубже развитых стран в пучины второго за столетие мирового кризиса, Россия снова оказывается вынужденной не только решать свои частные проблемы, но и одновременно искать новые технологии перспективного социального развития. Роль и масштабы международного сотрудничества в этих условиях довольно ограничены. Оно возможно и целесообразно лишь в трех направлениях: ограничение масштабов влияния российского кризиса на мировой, мирового на российский и в сфере изучения российского кризиса как наиболее продвинутой формы и действующей модели мирового.

Внутренняя логика развития всех кризисов (в том числе — и в особенности — социальных) уникальна. Поэтому лишь в их быстротечной динамике можно обнаружить «мажорирующие» факторы и «параметры управления» процессом. Если бы дело обстояло иначе, кризисы в обществе не возникали бы, а легко просчитывались и соответственно предотвращались. Поэтому перспективы развития современной мировой ситуации, равно как и российской, можно попытаться обнаружить, исследуя сравнительную динамику мирового и российского кризисов конца XX века.

При этом сразу можно оговориться, что масштабы потрясений, ожидаемых многими на рубеже веков, не уникальны. Нечто подобное Россия переживает сегодня, а мир пережил в недалеком прошлом.

Поэтому начнем с рассмотрения исторических тенденций мировой экономики.

Динамика погружения в мировой хаос

Бурное (на научном языке — турбулентное) общественное развитие, на которое в последние годы неоднократно обращали внимание, не является абсолютно хаотичным, непредсказуемым. Несмотря на существенное значение случайности, в нем всегда (на достаточно больших интервалах времени) можно выделить типичные для природы статистические закономерности. Покажем это на примере мирового фондового рынка.

Наиболее взвешенные сведения о его развитии за последние 100 лет содержатся в ежегодных индексах промышленного роста США (индексах Доу — Джонса), показанных сплошной линией на рис. 1. На этом рисунке хорошо видны четыре важные закономерности.

Во-первых, экспоненциальный в среднем рост экономики, подчеркиваемый двумя прямыми на графике.

Во-вторых, пороговый характер экономического роста, за каждым витком которого всегда следует достаточно длительный этап технологической перестройки, отражающийся в политических, военных или промышленных кризисах.

В-третьих, имеет место определенный «коридор» разрешенных отклонений индекса от основной тенденции, масштабы которого в XX веке оказались независимы даже от смены целых промышленных и социальных эпох.

В-четвертых, наблюдается синхронизация поворотных точек промышленного развития с моментами повышенной нестабильности природной среды, которая, согласно исследованиям А. Чижевского, модулируется солнечной динамикой, показанной синей линией.

Три из перечисленных критических свойства характеризуют нынешнее состояние мировой экономики. Так, на рис. 1 видно приближение индекса Доу-Джонса в 1998 году одновременно к границе коридора и к критическому уровню, предыдущие значения которого приходились на две мировые войны и мировой энергетический кризис.

Вслед за наблюдаемым в последние годы ростом солнечной активности в самое ближайшее время следует ожидать, согласно исследованиям А. Чижевского, максимальный подъем социально-политической напряженности.

Ярким свидетельством погружения в глобальный хаос являются две серии финансово-экономических катастроф, прокатившихся по миру в некоторое время назад. Первая началась в 1991 году в России, за ней в 1994 году последовала Мексика и, наконец, в 1997 году — страны Юго-Восточной Азии (ЮВА). Вторая, более короткая серия кризисов стартовала в конце октября 1997 года в ЮВА, а пика достигла в январе 1998 года в Корее. В августе 1998 года она продолжилась в Бразилии и практически разрушила банковскую систему России. Общее окончание этих двух серий волн ожидается на границе 1999 и 2000 годов.

В процессе кризисного развития неизбежны продвижение волны потрясений от мировой финансовой периферии к ее центру и постепенное перерастание финансового кризиса в экономический и социальный. Объясняется это одной, но чрезвычайно глубокой причиной: к сегодняшнему дню оказался практически исчерпанным потенциал базовых социальных и промышленных технологий, заложенных фундаментальными научными открытиями начала и середины XX века.

Для полномасштабного проявления кризисных процессов нужно лишь время. Результаты статистических исследований свидетельствуют: крупные промышленные и социально-политические потрясения следуют за виртуальными финансовыми с задержкой от трех-четырех месяцев до двух лет.

Оглядываясь на историю XX века в поисках наглядных образов грядущего, можно прийти к выводу, что мир ожидает один из трех вариантов развития событий:

— многолетняя череда локальных экономических и политических кризисов;

— аналог Великого кризиса 30-х годов;

— аналог мирового энергетического кризиса 70—80-х годов.

Некоторые дополнительные обстоятельства текущего времени (например, высокая степень корреляции военно-политической активности США в Югославии или Ираке и финансовых кризисов в ЮВА, России с динамикой индекса Доу — Джонса) позволяют говорить о затяжном характере вхождения в мировой кризис и склоняют к выводу о высокой вероятности первого сценария. В этом же направлении действует и «исторический фактор». Накопленная в результате глобализации экономики инерционность должна препятствовать резким военно-политическим всплескам. Поэтому в ближайшие годы вполне вероятны расширение географии финансового кризиса и его перерастание в длительный экономический. Следствием может стать многолетняя череда военно-политических и социальных конфликтов в различных странах и регионах мира.

Некоторому смягчению глобального кризиса, по нашему мнению, может способствовать новая тенденция социального развития, появившаяся во второй половине XX века. Ее историческим аналогом является эпоха великих географических открытий. Кризис в Европе XVI века нашел именно такую форму своего разрешения. Экспансия часто способствовала социальной стабилизации и в других исторических условиях.

Сегодня подобный путь стабилизации мирового развития пролегает через масштабное освоение космического пространства и бурное развитие связанных с этим новых промышленных и социальных технологий. Еще недавно казавшиеся многим бессмысленными расходы на освоение космоса (служащие якобы лишь для удовлетворения любопытства ученых) в свете назревающей мировой драмы приобретают совершенно иное значение.

Действующая российская модель глобального кризиса

Дополнить и оттенить реальными масштабами картину назревших в мире глобальных трансформаций помогает исследование инерционных процессов в политической, демографической и финансовой сфере России.

Сопоставимость характера российского и мирового кризисов обусловлена, по нашему мнению, двумя важными обстоятельствами: их сравнимыми ресурсными потенциалами и подобными закономерностями финансово-экономического развития.

Похожий характер развития валютно-финансового рынка России и мирового фондового виден при сопоставлении их графических изображений (рис. 1 и 2).

На рис. 2 показана динамика курса доллара в России с 1991 года. Еще около четырех лет назад на валютном рынке страны нам удалось обнаружить степенной коридор обесценивания рубля, показанный на рис. 2 темной полосой. Действие экономических законов, обусловливающих этот коридор, оказалось настолько значительным, что после периода стабилизации курса в 1996—1997 годов в кризисные дни августа 1998 года рубль снова в него вернулся и продолжает там оставаться уже более трех месяцев. Помимо этой многолетней тенденции расширяющимся каналом на рис. 2 показана область «закризисных» отклонений валютного курса рубля. Размеры нового расширенного коридора оказались равны масштабам многолетних вариаций индекса Доу — Джонса (см. рис. 1).

Эти и другие, подобные мировым, достаточно долговременные закономерности в «непредсказуемой» финансово-экономической сфере «непредсказуемой» России позволяют говорить о возможности и естественности других параллелей в развитии нашей страны и мирового сообщества и даже рассматривать их в качестве своеобразных моделей друг друга.

Поэтому рассмотрим на примере близкой нам отечественной истории некоторые долговременные тенденции социально-политического развития.

На рис. 3 показаны крупные ритмы российской политической и демографической истории XX века. Верхняя кривая описывает возраст политических лидеров страны с начала XX века, нижняя — средний за пять лет ежегодный прирост населения. На обеих кривых хорошо видны приблизительно 30-летние периоды развития России. Если их измерять по максимальным демографическим спадам, то они соответствуют: 1914—1941, 1941—1970, 1970—2000 годы. Аналогичные 30-летние ритмы видны и в политической истории: 1923—1953 годы — эпоха Сталина, 1955—1985 годы — эпоха Хрущева и Брежнева. Сравнение двух графических изображений нашей истории позволяет говорить о выстраданном характере большинства крупных политических новаций нового времени. Они происходили лишь через 7 или 14 лет после начала демографических кризисов. Русское общество позволяло себе радикальное политическое обновление, лишь начиная выходить из демографического коллапса. Не менее любопытна и другая тенденция (см. рис. 3). В стране всегда наблюдались демографические кризисы разного масштаба и качества при достижении ее лидерами приблизительно 60-летнего возраста.

Подобные и многие другие обстоятельства нашей истории позволяют надеяться на «оздоровление» политической системы страны не ранее 2003 года. Вряд ли скорее появятся позитивные тенденции в очень инерционной социальной среде.

А в ближайшее время неизбежна лишь смена политических лидеров. Об этом можно судить не только по резкому ухудшению политической атмосферы в стране, но и известной череде событий нашей политической истории:
1914 год — первая мировая война — 1917 год — Ленин;
1920 год — гражданская война — 1924 год — Сталин;
1949 год — холодная война — 1953 год — Хрущев и Маленков;
1981 год — Афганистан — 1985 год — Горбачев;
1986, 1988 годы — Чернобыль, Спитак — 1991 год — Ельцин;
1995 год — Чечня — 1999, 2000 год — ?

Из этого ряда сопоставлений хорошо видно, что все крупные трагедии народа максимум через 3—5 лет неизбежно приводили к смене политического руководства страны.

При желании в нашей политической истории можно «прочитать» и более долговременную тенденцию. Глобальный масштаб нынешнего кризиса и практическое отсутствие времени на его разрешение будут стимулировать выход на политическую сцену лидеров, аккумулирующих в себе одновременно качества и теоретиков, и практиков. Каковы они будут? Рассмотрение возрастной динамики руководителей страны в сопоставлении с социальной (см. рис. 3) позволяет оценить наиболее вероятный возраст политического реформатора в 50 ± 5 лет. Лишь после прихода таких политиков в стране наблюдались демографические подъемы. О высоком потенциале пятидесятилетних свидетельствуют и данные возрастного состава Думы образца 1995 года. Абсолютное большинство Думы составили именно они.

Пути преодоления кризисов заключены в их природе

Все кризисы помимо уникальных обладают и общими динамическими свойствами.

Так, по сравнению с жизнью общества и человека они довольно кратки, что обусловливает целый ряд социальных и экономических механизмов их развития и преодоления. Отсюда вытекает высокая устойчивость молодых социальных образований или архаичных систем. Высокой «выживаемостью» обладают и быстро перестраиваемые из-за своей малой инерционности интеллектуальные системы. Последние в силу присущей им особенности «предвидеть» течение общественной жизни способны, кроме того, и на ограниченные управляющие воздействия.
Характер и масштабы кризисов обычно пропорциональны размерам социального организма. На этом основании можно прогнозировать более глубокие формы и большую длительность течения мирового кризиса по сравнению с российским.

Сопоставляя первые шаги мирового кризиса с параметрами российского, масштабы первого можно оценить следующим образом.

Промышленная стагнация продлится 20—30 лет, протекая волнообразно с 5-летними участками относительного подъема и спада. Последствием этого во многих, в том числе и развитых, странах станет демографический кризис, оцениваемый отрицательным приростом населения на уровне от одного до нескольких десятых долей процента в год.

В последующих за финансовой волной фазах мирового кризиса произойдет высвобождение значительной энергии и перераспределение огромных материальных ресурсов.

Относительные преимущества в новых условиях смогут получить те страны и народы, которые всего лишь сохранят ключевые составляющие своего природного потенциала — население, среду обитания, культурную и научную базу.

Конструктивный же ответ на угрозу глобальной катастрофы видится только один — радикальная смена доминирующих в современном мире технологий общественной жизни и развития.